/Поглед.инфо/ Днес, когато чуваме думата "феминизъм", ние си представяме не особено най- приятните естетически картини. "Женски март" на гневни девици и стари дами в розови шапки, грозни мъжеподобни активистки, боркини за някакво равенство. Това е много лош симптом. Обаче, зад нелепите акции и туитове не забелязваме основните тектонични промени и надвисналата катастрофа над човечеството като такова. Сегашният абсурден феминизъм е само началото.

За философските аспекти на феминизма, надигащи се от бездната на Кибела и за незавидната съдба на мъжете в матриархалното общество, Geopolitika.ru разговаря с философа Александър Дугин.

(рус.ез.)

Александр Дугин: Победа феминизма неизбежна

Сегодня, когда мы слышим слово «феминизм», мы представляем себе не самые эстетически приятные картины. «Женский марш» с озлобленными девами и старушками в розовых шапках, грозные мужеподобные активистки, борцы за некое равноправие. Это - очень плохой симптом. Однако за нелепыми акциями и твитами мы не замечаем фундаментальные тектонические сдвиги и грядущую катастрофу человечества как такового. Нынешний абсурдистский феминизм – это только начало. О философских аспектах феминизма, поднимающейся из бездны Кибеле и незавидной судьбе мужчин в матриархальном обществе Геополитика.ру побеседовала с философом Александром Дугиным.

Победа феминизма неизбежна

Расскажите, пожалуйста, об этом явлении с философской точки зрения.

- Я думаю, феминизм принадлежит к одной из самых важных метафор современной философии – наряду с искусственным интеллектом, постгуманизмом, виртуальностью, и относится к серьезным симптомам. На самом деле феминизм – это очень серьезно. Это один из фундаментальнейших аспектов Постмодерна, поэтому говорить о нем следует в этом контексте.

Постмодерн, в свою очередь, остается непонятым. Под Постмодерном мы обычно понимаем постмодернизм, а постмодернизм был первой атакой, частично отбитой. Постмодерн – это фундаментальная эпоха, парадигма, которая приходит на смену Модерну. А постмодернизм – его первые зарницы. Точно также, как современный феминизм – это зарницы некоего более глубокого явления, которое имеет колоссальную онтологию и требует к себе серьезного и внимательного отношения. Не надо путать предваряющие всполохи издалека и само явление. Как постмодернизм – искаженное и довольно поверхностное объявление о приходе Постмодерна, так и современный феминизм – первая весть о настоящем феминизме, который надвигается.

В любом случае, феминизм это серьезно. К нему надо отнестись с большим вниманием и постараться его, скорее, понять, нежели защитить или опровергнуть. Это очень важно. Я считаю неверными следующие позиции по феминизму: 1) За феминизм; 2) Против феминизма, когда отрицают феминизм просто на основании status quo.

Status quo означает, что мы живем в патриархальной цивилизации, в рамках которой банально признавать легитимность этих патриархальных постулатов, не ставя их под сомнение. Поскольку это банально и неосмысленно, и является не объектом рефлексии, а объектом инерциальной защиты status quo, то оно недейственно перед лицом революционной стратегии феминизма. Если противники феминизма будут представлять собой тех, кем они являются сегодня (принимающими status quo без осмысления основ патриархата, метафизики патриархата), то победа феминизма неизбежна. При этом феминизм и открытие феминизма принадлежит будущему. Это не знают ни сами феминистки, ни тем более антифеминистки и антифеминисты, которые еще дальше от сути этого явления.

Феминизм – это всего лишь чирий на теле Кибелы, поднимающейся из бездны

Чтобы обозначить горизонты феминизма, стоит отметить, что теория Трех Логосов и теория Ноомахии, согласно которым к логосам Аполлона и Диониса добавляется логос Кибелы – это попытка метафизического обоснования феминизма. Потому что если признать логос Кибелы как самостоятельную парадигму (к чему отчасти приближались Вячеслав Иванов в своем прадионисийстве), отделяя логос Великой Матери от Диониса, феминизм становится синдромом фундаментального момента Ноомахии, когда логос Кибелы, существовавший в Европе и Средиземноморье до прихода туда европейских носителей патриархата и андрократии, с Нового Времени восстает (последние 300-400 лет), постепенно подтачивая, а затем опрокидывая структуру индоевропейского патриархата.

Современная Европа, Европа Модерна, и есть триумф логоса Кибелы, только в эпоху Постмодерна это становится эксплицитным. Модерн изначально был феминистским – материализм, имманнентизм, атомизм, натурализм очень тесно связаны с феминизмом. И эти тенденции появляются не сейчас, когда проявляется современный феминизм, а когда складывалась парадигма Модерна. Иными словами, с точки зрения логоса Кибелы, феминизм, который по сути уже правит нами, сегодня обнаруживает свой матриархальный характер в полной мере.

Нынешнее феминистское движение обнаруживает глубинную истину Модерна, который становится экслицитным в эпоху Постмодерна. Следовательно, феминизм – это настолько серьезно, настолько глубоко и в каком-то смысле фатально, его смысл настолько превосходит нынешних феминисток, что возникает ощущение бездны, что сами феминистки – это жалкая карикатура на тот глубинный онтологический феминизм, который наступает. Нынешний феминизм – это логос Кибелы, представленный в виде нарыва, недоразумения. Это чирий на реальном теле Великой Матери, которая поднимается из бездны: мы видим только его, но мы не видим той глобальной тектонической катастрофы в метафизике, которая происходит на наших глазах уже несколько столетий. Это просто ее финализация.

Аполлонический архетип мужчины и женщины

- Каково место мужчины в этой катастрофе?

- С точки зрения трех логосов – Аполлона, Диониса и Кибелы – каждый из них предопределяет свою семантику пола. В каждом из этих логосов существуют мужские и женские архетипы, которые имеют свое собственное содержание. Аполонническая пара – Аполлон и Диана – это, по сути, аскетическое представление о брате и сестре, о небрачных, неэротических отношениях с доминацией идеала девственности. То есть, это мужчина-аскет и женщина-монахиня. Отсюда представление о солярной девственности, которая доминирует в аполлонизме.

Аполлонический архетип мужчины и женщины представляет собой, на самом деле, классическое отношение между полами в туранских кочевых индоевропейских обществах, где существует некое содружество мужчин и женщин в рамках единого народа-воинства, где их женщина сражается бок о бок с мужчиной. Отсюда представление об амазонках не как о врагах мужчин, а как о мужчинах в женском облике. Амазонки – это не когда женское побеждает мужское, а когда мужское побеждает женское изнутри.

Дионисийский архетип

В логосе Диониса пара мужчины и женщины организуется еще более странно. Мужчина и женщина являются не различными, но и не тождественными. Возникает, если говорить словами новой антропологии и каннибальской метафизики Вивейруш де Кастру, модель доминации альянса над филиацией. Важны не столько мужчина и женщина как архетипы, но взаимодействие, то, что находится между ними. Это создает идеал определенного андрогината, который первичен по отношению к полам. Дионисийское представление о мужчине и женщине – это следствие андрогината. Андрогинат представляет собой полюс: это не искусственное сложение мужского и женского – наоборот, прорыв к тому, что является общим для мужского и женского.

Архетип Кибелы и отчаяние женщины

Архетипы мужского и женского в логосе Кибелы представляют собой полную доминацию Великой Матери, которая рассматривает мужчину как сына, оплодотворителя и жертву. То есть, она порождает мужчину партеногенетически, отсюда и инфантилизм современных мужчин. Они стали более инфантильными, поскольку в рамках доминации нового матриархата все больше берут на себя роль детей, сыновей. Далее они служат для оплодотворения – отсюда расширение эротических контактов для женщины, которую аполлонический патриархат сдерживал. Возникает представление о том, что мужчина является оплодотворителем, поэтому их может быть не один, а много. Отсюда – релятивизация брака (а брак – это патриархальный институт, как мы знаем).

И, наконец, происходит уничтожение мужчины и его кастрация как финал материнских мистерий, оскопление. Поэтому современные мужчины – это одновременно скопец, оплодотворитель и младенец, этот приблизительный архетип сейчас доминирует. Причем важно, что эти функции не являются строго различными – они вытекают из логики логоса Кибелы.

Соответственно, иногда этот архетип вырастает вплоть до образа Титана – метафизического карлика. Мужское как автономное сокращается, даже по отношению к дионисийскому проблематичному мужскому началу.

Доминация женского архетипа выхолащивает автономное содержание мужчин, но женщина от этого не становится счастливее. Женщина от этого становится могущественнее. Чем более она могущественна, тем более иллюзорно существование противоположного пола, и тем больше тоски в невозможности обрести контакты с тем, чего не существует.

Потому что неба нет, порождается не мужчина, а его симулякр, воплощенный в сыне, оплодотворителе и, в конечном счете, в убиенном скопце. Это отчаяние, последний жест: она сама создает Другого, потом понимает, что это всего лишь ее галлюцинация, и своей огромной лапой его уничтожает. От этого тоски еще больше.

Архетип мужчины сдвигается на наших глазах - если только я не описываю уже то, что произошло. Иногда возникает ощущение, что функции мужчины в современном обществе уже давно перешли в режим логоса Кибелы, но просто по инерции мы этого не замечаем в полной мере.

- Когда женщина своей лапищей уничтожает мужчину – что дальше? Она просто пребывает в своей тоске? Не захочет ли она просто себя уничтожить от одиночества?

- Нет-нет, она не может себя уничтожить – она вечно порождает новое существо, которое является остатком прежнего мужчины. Ее тоска становится все более и более плотной, и потом превращается в сына. В метафизике партеногенеза Другой создан из тоски Этого по невозможности достижения Другого.

Если убрать мифологические коннотации, мы придем к лакановской топологии с «кольцами Борромео» - это и есть глубинная психология матриархальной структуры. Делез и Гваттари лишь эксплицировали это. Это изящная, по-французски многословная и первертная экспликация Лакана. Самое главное у Лакана – это представление о нигилистической структуре реального.

«Кольца Борромео» и три логоса

Напомню, что три кольца Борромео представляют собой Реальное, Символическое и Воображаемое. Это вполне соответствует трем логосам. Реальное – это логос Кибелы, потому что в кибелической цивилизации это и есть нигилистическое, это пустое внутреннее пространство Тора.

Символическое напоминает дионисийское: одно никогда не указывает на самого себя, но указывает на Другого. О чем бы мы ни говорили, это является символом чего-то Другого, как в сновидении. Причем в реальности все эти символы в конечном итоге одной стороной указывают на то, от чего они бегут – то есть, на смерть и ничто, на Великую Мать, которая находится в центре этой фигуры Тора. Символическое определяется тем, что Реального нет, а с этим «нет» столкнуться напрямую нежелательно, потому что это и есть смерть. Столкновение как таковое означает конец символического. Поэтому бегство от смерти, поворачивание спиной к Реальному составляет структуру Символического, которое всегда выдает одно за другое.

Открытая система

Символического гоняет метонимии и риторические фигуры, склоняет логику Аристотеля, чтобы избежать столкновения с Реальным.

И, наконец, третье кольцо – Воображаемое – застывшее сновидение. Это то, что мы воспринимаем как действительность, законы, фиксированные вещи. Там, где возникает режим констант. Константа – застывший сон по Лакану. Это можно сравнить с логосом Аполлона, где существуют четкие законы логики Аристотеля («А=А» и пр.). Это бегство от нигилистической сущности наличествующего экзистирования.

Таким образом, мы получаем три логоса в их матриархальной интерпретации. Это и есть психоаналитическое проявление принципов Великой Матери. Делез и Гваттари, которые пишут «Антиэдипа», догадываются о том фундаментальном матриархальном векторе мышления Лакана, который у него уже присутствует. Они его просто эксплицируют.

Выводы

Феминизм – это очень серьезно. Но феминизм стал метафизическим феминизмом не тогда, когда он стал нигилизмом (например, в психоанализе Лакана или в делезианском призыве к шизомассам). Он стал таковым, когда произошел отказ от традиционной христианской культуры, от осмысленного и защищаемого патриархата и от логосов Аполлона и Диониса, которые соответствуют традиционному европейскому обществу. Когда нам казалось, что мы перешли от порядка идей к порядку вещей, мы на самом деле перешли от порядка вещей к порядку ничто. То есть, нигилизм – это не то, что приходит с Постмодерном. Нигилизм – это то, что приходит с Модерном и обнаруживается как нигилизм в Постмодерне. Мы убиваем Бога не вместе с Ницше. Вместе с Ницше мы понимаем, что мы сделали.

Это важно. У спящего сознания консерваторов есть идея, что те люди, которые говорят о феминизме или нигилизме, они и являются феминистами или нигилистами. Не совсем так. Те, кто говорит об этом как о свершившемся, говорят об истине, с которой надо считаться и которую надо признать.

А вот другое дело – согласиться или не согласиться. Признав серьезность онтологии Постмодерна, феминизма и нигилизма, принять это как должное – значит, солидаризоваться с этим. Отвергнуть – значит, стать в альтернативу к этой тенденции. Но альтернатива станет альтернативой только после понимания серьезности, глубины и обоснованности этого тезиса. В противном случае, это будет просто исчезающая инерция.

Феминизму невозможно противопоставить инерциальный патриархат - он обречен. Только тот, кто справится со всей глубиной вызова логоса Кибелы, может по-настоящему говорить об этой альтернативе. Это не сохранение старого патриархата, а утверждение нового. Утверждение нового патриархата требует утверждения логоса Аполлона, а логос  Аполлона требует совершенно другого, революционного пересмотра относительно базового глобального архетипа мужчин и аполлонических женщин.