/Поглед.инфо/ Неотдавнашното ракетно нападение срещу база на ВВС на Сирия, в отговор на предполагаемото използване на химическото оръжие зарин в сирийския град Хан Шейхун, при които загинаха най-малко 87 души, беше много добре планиран от политическа гледна точка, но е в противоречие с международното право.

Това повдига неудобни въпроси за адекватността на международните норми за предотвратяване на престъпления, както и за това как да се реформира това противоречие, се сочи в статия на британския Кралски институт по международни отношения Chatham House. Задълженита, произтичащи от международното право все повече губят своята легитимност и отварят вратата за "самозвани глобални шерифи".

(рус.ез.)

Chatham House: Удар США по Сирии шел вразрез с международным правом

Международные обязательства все больше теряют свою легитимность, открывая дверь «самозванным глобальным шерифам».

Недавний ракетный удар по базе ВВС Сирии в ответ на предполагаемое использование химического оружия — зарина — в сирийском городе Хан Шейхун, в котором погибло по меньшей мере 87 человек, был очень хорошо встречен с политической точки зрения, однако он шел вразрез с международным правом, что поднимает непростые вопросы об адекватности международных норм для предотвращения преступлений и о том, каким образом добиться реформ, пишет Бен Сол в статье для Chatham House.

Так, отмечает автор, США действовали не в целях самообороны против нападения Сирии, что предусмотрено статьей 51 устава ООН. Совет Безопасности международной организации не давал мандата Вашингтону на использование военной силы для восстановления безопасности в рамках главы VII Устава.

Помимо случаев самообороны и мандата Совбеза ООН, нет иных международно признанных исключений для применения военной силы, о чем говорится в статье 2(4) Устава ООН. Ни одна страна не обладает правом в одностороннем порядке приводить в жизнь резолюции ООН военными способами, будь то в ответ на нарушение Сирией своих обязательств в рамках двух конвенции, запрещающих использование химического оружия (1923 и 1993 годов), или за нарушение резолюции Совбеза ООН 2118, которая запрещает Сирии применять отравляющие вещества.

Как и нет такого права применять силу для остановки, сдерживания или наказания за нарушения международного гуманитарного или уголовного права, в том числе за применение химического оружия. Не существует также универсально признанного права проводить гуманитарные вмешательства против подобных преступлений. Доктрина «Обязанности защищать», поддержанная странами-членами ООН, не создает нового юридического фундамента для военного вмешательства, поскольку в её рамках любой насильственный ответ должен быть одобрен обычным путем через Совет Безопасности.

Можно предположить, что удары США были «нелегальны, но легитимны». Как и в случае со вторжением НАТО в Косово в 1999 году, которое было незаконным, однако было воспринято многими как нечто морально необходимое для предотвращения зверств.

При этом, если лишь незначительная часть стран осудила удары США или поставила под сомнение их законность, а большинство же воздержалось от критики, нашлось значительное число государств — по большей части Запада и их союзников, — которая поддержала удары. Так, ЕС указал на «понятное намерение предотвратить и сдержать распространение смертоносного химического оружия», подчеркнув, что удары носили «ограниченный и целенаправленный характер».

Преимущество подхода, согласно которому удары были «нелегальными, но легитимными», как утверждается, состоит в том, что он поддерживает нормативную силу запрета на использование силы — если избегать опасности неправомерного использования силы — в то же самое время он осуществляется исключительно в ответ на гуманитарные нужды. В свою очередь, слабостью его является то, что он сущностно субъективен, может привести к злоупотреблениям и ошибкам. Так, разведданные могут оказаться ошибочными — о чем свидетельствует расследование Чилкотта вторжения в Ираке в 2003 году, — особенно если сила применяется до того, как будет проведено независимое расследование. Он также подрывает запрет на применение силы, отдавая коллективное действие в жертву односторонним и открывая дверь самозванным «глобальным шерифам».

Удары США отличало удивительное очевидное отсутствие каких-либо серьезных усилий со стороны США или поддерживающих их стран по согласованию своих действий с международным правом. США просто объяснили, что когда «международное сообщество раз за разом не выполняет свой долг по осуществлению коллективных мер, наступают времена, когда США оказываются вынужденными совершать собственные действия».

Время покажет, стал ли этот пример нарушения международных договоренностей причиной менять их. На сегодняшний день юридические нарративы, продвигаемые странами, слишком узки или непрозрачны, чтобы стать основой для осмысленной реформы.

Случившееся тем не менее в очередной раз поднимает неудобные вопросы об адекватности международного права в условиях преступлений против человечности — проблема, так и не решенная ограниченной доктриной «Ответственности защищать». Удар по Сирии также вызывает вопросы относительно способности Совета Безопасности ООН в нынешнем политическом климате эффективно отвечать на гуманитарные кризисы.

Удары нельзя оправдывать исключительно ни тем, что благодаря им Запад, сделав хотя бы что-то, стал чувствовать себя лучше, ни тем, что они смягчили шок президента Трампа, о котором он так много сказал, от сцен гибели детей по телевидению, и ни тем, что — как заявило издание The New York Times — они восстановили репутацию США в мире.

Так почему же применение силы должно ограничиваться только защитой государств, а не мирного населения, против которого осуществляется нападение, в тех случаях, когда Совет Безопасности не отвечает и когда единственным эффективным способом предотвратить жертвы может стать исключительно военная сила? То, что люди вновь обеспокоены необходимостью принуждения к соблюдению ключевых принципов защиты мирного населения в международном праве, всегда приветствуется. Вечным тем не менее вопросом является то, может применение военной силы — время от времени — без мандата Совета Безопасности ООН стать приемлемым средством, и если да, то где пройдет эта черта.

Обсуждения гуманитарных вторжений уже не новы, уже неоднократно рассматривались вопросы о том, какие должны быть условия для их применения — серьезность положения, использование силы в качестве последнего средства (в том числе в случае отсутствия мирных альтернатив и провала коллективных действии), использование эффективных и целесообразных средств, а также перспективность успеха и что считать разумным намерением.

Если подобные дискуссии возобновить, сразу возникает барьер сложности, созданный ударом Трампа. Почему можно бомбить для предотвращения химической атаки, но не в наказание за безразборное использование бочковых бомб, сбрасываемых с вертолетов, или артиллерийские, ракетные или минометные обстрелы, от которых в Сирии погибло больше, чем в химической атаке. Да, химическое оружие запрещено, но то же самое можно сказать и о безразборном применении военных средств. Почему бы не нанести удар по «пыточной индустрии» и «комплексам казни» Асада? Зачем останавливаться на Сирии, если, к примеру, Судан также обвиняется в применении химического оружия в 2016 году в Дарфуре. Силу можно применить и против Мьянмы, продолжающей этнические чистки мусульман Рохинья.

Одним из ключевых вопросов является всегда то, будет ли расширение допустимости применения силы эффективным. В случае с ударом по Сирии поднимаются крайне тревожные вопросы о том, почему США нанесли удар авиабазе и авиации ВВС Сирии — то, что может быть заменено официальным Дамаском, — а не по самому химическому оружию, которое и было источником угрозы. И какой объем силы необходим, чтобы заставить изменить поведение той или иной страны.

Еще одним ключевым вопросом является то, не причинит ли расширение рамок допустимости применения силы больше вреда, чем сама проблема, для решения которой призывается эти рамки и расширить — будь то через эскалацию, сопутствующей ущерб или непредвиденные последствия. Применение военной силы редко приводит к желаемым или спрогнозированным последствиям, о чем свидетельствуют катастрофы Вьетнама, Ирака, Ливии и Сирии.

Сохранение статус-кво — утверждение, что Устав ООН достаточен, за исключением наиболее вопиющих случаев, — становится менее осуществимым. Международное право все больше теряет свою легитимность, будучи постоянно не в силах остановить невообразимые преступления. Те же, кто нарушает право, но спасает жизни, могут — как бы странно это ни звучало — обрести легитимность за счет ослабления международного права.

В этих условиях одним скромным вариантом было допущение односторонних действий в ответ на узко определенную категорию угроз, таких как применение химического или биологического оружия, вместо того чтобы открывать дверь более широким, более двусмысленным и рискованным категориям гуманитарных вторжений.

Всегда тем не менее предпочтительней укреплять коллективные действия. Даже если часто кажется, битва заранее проиграна, важно с осторожностью подходить к реформе Совбеза ООН. Только так можно сохранить уверенность в легитимности закона и гарантировать его соблюдение.