/Поглед.инфо/ Статията е част от материалите от симпозиум за руско-американските отношения, състоял се в САЩ през септември-октомври 2017 г.

Тезата на автора е:

След политическите промени в началото на 90-те години на ХХ век, Русия не стана съставна част от либералния международен ред, а се превърна в ревизионистка държава, чийто основен курс ограничи възможностите й за успешно сътрудничество със Запада. Ето защо „рестартът” на Тръмп вероятно ще се провали, което е добре, тъй като при безусловното удовлетворяване исканията на Кремъл, ще трябва да се пожертват традиционните американски интереси.

След края на Студената война възникват по-прозаични проблеми, свързани главно с поддържането на нормативен международен ред, основан на правилата на либералните разбирания, тоест на „свят, създаден от Америка”. Направени бяха опити Русия да се включи в този ред. Но през последните години трябваше да се положат усилия за ограничаване опитите на Русия да оспори този ред. Основната пречка се оказа индивидуализираната система на държавно управление на Путин, опираща се на политическа и стратегическа култура, основана на дълбоко вкоренения страх от безпорядък, чуждестранна блокада и внезапно нападение.

За да бъде удовлетворен Путин, рестартът изисква от САЩ отстъпки по проблемите на Украйна и европейската сигурност в замяна на съмнителни руски обещания. Но президентът просто не може да направи това. Което е добре, защото отстъпките със сигурност ще повлекат дестабилизиращи действия, каквито наблюдаваме в Сирия и в Източна Украйна.

(рус.ез.)

Возможна ли российско-американская перезагрузка?

Почему потенциальная перезагрузка Трампа наверняка потерпит неудачу.

Примечание: Данная статья — часть материалов симпозиума о российско-американских отношениях, которые были включены в номер National Interest за сентябрь-октябрь 2017 года.

После окончания Второй мировой войны буквально все президенты США пытались перезагрузить российско-американские отношения. Гарри Трумэн признавался в своем дневнике, что ему надоело «нянчиться» с Советами, когда те не выполнили обязательства, взятые на себя в Ялте. Дуайт Эйзенхауэр, действуя в «духе Женевы», пытался начать все заново с преемниками Сталина. Джон Кеннеди прилагал усилия по перенастройке отношений, для чего в июне 1961 года прибыл в Вену на катастрофический саммит, положивший начало возведению Берлинской стены и Карибскому кризису. Ричард Никсон стремился к разрядке со все более косным брежневским руководством. Джимми Картер в начале своего президентского срока тоже пытался изменить условия российско-американских отношений, равно как и Рональд Рейган, предложивший свою знаменитую новую стратегию — «мы выигрываем, они проигрывают».

Иногда такого рода перезагрузка была основана на необходимости более жесткого поведения с Россией, а иногда она строилась на стремлении найти взаимопонимание. Но после холодной войны все эти усилия остались без ответа. В каждом конкретном случае возникали разные раздражители и помехи, но в конечном итоге все эти действия потерпели неудачу, потому что российский проект реформ в конце 1990-х годов стал пробуксовывать.

В результате Россия не стала составной частью либерального международного порядка, а превратилась в ревизионистское государство, чей основополагающий курс ограничивал возможности успешного сотрудничества с Москвой. Именно поэтому перезагрузка Трампа наверняка потерпит неудачу — что хорошо, так как удовлетворение сегодняшних требований Кремля безусловно повлечет за собой принесение в жертву традиционных американских интересов.

Как и в прошлом, перезагрузка российско-американских отношений начинается с оценки каждой из сторон интересов своей нации, как их понимает политическое руководство. В советскую эпоху это означало улаживание острого российско-американского соперничества ради предотвращения просчетов, которые могли привести к ядерной конфронтации, а то и к опустошительной войне. В такой войне с применением термоядерного оружия масштабы разрушений стали бы просто немыслимыми. После холодной войны возникли более прозаичные проблемы, связанные главным образом с поддержанием и расширением нормативного, основанного на правилах либерального международного порядка, составляющего то, что Роберт Каган (Robert Kagan) называет «миром, сотворенным Америкой». Поначалу в этих рамках предпринимались попытки включить Россию в основополагающие структуры такого порядка. А в последние годы это означает усилия по сдерживанию российских попыток оспорить такой порядок.

Главным препятствием на этом пути является путинская индивидуализированная система государственного управления, опирающаяся на политическую и стратегическую культуру, которая подчеркивает глубоко укоренившийся страх перед беспорядками, иностранной блокадой и внезапным нападением. Такая система сосредоточена почти исключительно на сохранении режима и на поддержке клептократии блатного капитализма, появившейся из хаоса ельцинских лет. Легитимность этой конструкции, которую лидер оппозиции Алексей Навальный называет «партией жуликов и воров», зиждется на шатком фундаменте. Своим успехом путинская система обязана представлениям о стабильности и нормальной жизни, которые сложились в результате роста мировых цен на нефть. Это пошло на пользу олигархам с нужными связями, поскольку правитель страны перераспределял государственную собственность, действуя в той же манере, что и цари, а позднее коммунистическая партия. Согласно концепции «патримониализма» Макса Вебера, «при таком режиме права на суверенитет и имущественные права сливаются воедино и становятся неотличимы друг от друга. А политическая власть осуществляется таким же образом, как и власть экономическая».

Цветные революции на российской периферии, начало которым в 2004 году положила Украина, остаются самым серьезным вызовом для Москвы с ее представлениями о национальных интересах. Для укрепления этой системы потребовалось господство национальных СМИ, полировка имиджа Путина как сильного лидера, снова сделавшего Россию великой страной, и разжигание страхов в обществе перед тем, что Россия находится в кольце врагов (в лице США и НАТО), вознамерившихся лишить ее законного места в мире. Это отнюдь не значит, что Путин сохраняет полный цинизм в этом вопросе (хотя он один из самых известных в мире циников). Однако, как любит подчеркивать профессор Элиот Коэн (Eliot A. Cohen), проблема не в том, что государственные деятели говорят то, во что не верят, а в том, что они верят в то, что говорят.

Решение проблем Сирии и Украины, которые были главным яблоком раздора между Вашингтоном и Москвой до вопиющего вмешательства последней в американские выборы, стало бы затруднительной и даже непосильной задачей для любого президента, особенно в силу того, что Путин смотрит на них в контексте «цветных революций», видя их конечную цель в смене власти в России. Чтобы удовлетворить Путина, перезагрузка потребует от США уступок по Украине и европейской безопасности в обмен на сомнительные российские обещания. Но президент, чей сын совершенно очевидно искал дискредитирующий компромат на его оппонента в ходе избирательной кампании, просто не сможет этого сделать.

И это очень хорошо, ибо уступки России наверняка повлекут за собой действия дестабилизационного характера, какие мы наблюдаем в Сирии и на востоке Украины.