/Поглед.инфо/ Допитванията до общественото мнение навеждат на извод, че повечето руски граждани съжаляват за разпадането на СССР. Беше ли Съветският съюз империя на злото или общежитие за грижовно обслужване на престарели?
Когато в 2014 г. Владимир Путин заповяда анексията на Крим, неговата популярност изби рекордите. Лозунгът «Крим е наш» обедини хората. Според проучванията на общественото мнение на първо място сред постиженията на Путин е обстоятелството, че отново направи от Русия велика държава. И чак след това идват повишението на пенсиите и другите реформи.
Днес Путин не възнамерява да възстановява Съветския съюз. Преобладаваща идеология е от смесени съставни части, в която имат място и съветски елементи. Силата на тази идеология е в нейната гъвкавост. За младежкия градски елит Путин олицетворява патриотизма. Според Лев Гудков, който в Института за проучване на общественото мнение „Левада” изучава чувствата на руснаците, няма носталгия по Съветския съюз. Той формулира преобладаващото днес поведение като «призиви към миналото». Когато човек е обхванат от неувереност или страх, той се обръща към познатото, към миналото. Погледът назад трябва да се разбира като критика на настоящето, като прикрит въпрос: Нещо трябва да се промени! Пред това предизвикателство е изправена не само Русия, но и Западът.
(рус.ез.)
Россия, восставшая из обломков
Россия 2016 года и повсюду слово «империя». Есть яхт клуб Империя, гостиница «Империал», империя кукол, империя «Пицца» и фарфор «Империал». На Западе тоже не умер империализм, но там эта идеология была настолько гипертрофирована, что теперь она означает колонизацию, эксплуатацию и войну. В этом нет ничего привлекательного. В России же, наоборот, слово «имперский» ассоциируется с эксклюзивностью и необыкновенной доброкачественностью. Понятие «империя» реабилитировано, считает также российский социолог Эмиль Пайн. Сегодня такую марку можно увидеть даже на дешевом сексуальном белье.
25 лет назад Советский Союз тихо испустил дух. После 9 мая 1945 года это было, пожалуй, крупнейшим достижением империи. Она исчезла в результате подписания документа, а не объявления войны. Но что должно было прийти на смену? «Для нас прошлое — еще впереди», — писала белорусский лауреат Нобелевской премии в области литературы Светлана Алексиевич вскоре после конца Советского Союза. И все выглядит так, как будто она была права. Прошлое не прошло, по меньшей мере, не повсюду и не одновременно. В эстонском Таллине советский Бронзовый солдат был удален из центра лишь в 2007 году. В грузинском Гори памятник Сталину был снесен в 2008 году после войны между Грузией и Россией. На Украине города с коммунистическими именами переименовываются лишь теперь. А как в России? Памятник ужасному советскому основателю секретной службы Феликсу Дзержинскому был, правда, снесен еще в 1991 году. А сегодня вновь появляются требования восстановить его, ибо памятник не был разрушен, а лишь законсервирован. А опросы свидетельствуют о том, что сейчас больше половины российских граждан сожалеют о падении Советского Союза.
Был Советский Союз империей зла или заботливым домом для престарелых — это как взглянуть. Поляк Рышард Капущинский (Ryszard Kapuściński) впервые столкнулся с империей в сентябре 1939 года в городке Пинск, в тогдашней восточной части Польши, когда Гитлер и Сталин разделили между собой Европу, а он еще мальчиком прокрался ночью на вокзал и тайком наблюдал за тем, как сотрудники советской секретной службы НКВД запихивали людей в товарные вагоны и увозили их. На следующий день, когда семилетний Рышард сидел в школе и учил русский язык, место около него оказалось пустым. Советы, пишет он в своей книге «Imperium», были для него захватчиками. Такой же опыт страданий от империи помог эстонцам, литовцам, латвийцам и гражданам других социалистических государств-сателлитов принять в 1991 году решение отказаться от Советского Союза в пользу Европы. Возможно, они тогда еще не знали, кто они, но они знали, кем они не хотят стать ни в коем случае.
Однако многие русские, чья страна стала правопреемницей Советского Союза, потеряли свою идеологическую Родину и так и не нашли новую. Некоторые потеряли свою родину в прямом смысле слова. Миллионы русских неожиданно оказались за границей в необычной роли меньшинства, поскольку вдруг возникли границы там, где их прежде не было. Они лишились правопорядка, который до сих пор обозначал их жизнь. Вместо этого появилось робкое обещание о свободе, которое стало испаряться, когда уже вскоре жизнь русских ухудшилась. Счастливой катастрофой назвал историк по вопросам Восточной Европы Карл Шлегель (Karl Schlögel) крах Советского Союза. Для России или скорее для значительной части российского общества это стало вскоре больше катастрофой, чем счастьем.
Не успело пройти прошлое, как оно стало преображаться
Примечательно, что вскоре после распада Советского Союза, как показывают тогдашние опросы общественного мнения, для большинства русских чувство великой державы, выразившееся позднее в зароке «подняться с колен», не играло никакой роли. Были открыты архивы, созданы издательства, возникли новые партии и казалось, что с тоталитарным наследством можно покончить. Но с жестоким экономическим кризисом, неуверенностью и ухудшением условий жизни изменились также и результаты опросов. Не успело пройти прошлое, как оно стало преображаться. Благодаря первой чеченской войне 1994 года, взыграли старые имперские чувства, которые никогда и не исчезали, считает социолог Эмиль Пайн. Сегодня власти используют эти имперские чувства.
Когда в 2014 году Владимир Путин приказал аннексировать Крым, его популярность побила все рекорды. С тех пор «Крым наш» стал объединяющим лозунгом. Его популярность не пострадала и тогда, когда в Россию были доставлены из Восточной Украины первые убитые солдаты и их анонимно захоронили, поскольку с официальной точки зрения их вообще не было. Среди достижений Путина, согласно опросам, на первом месте стоит то, что он вновь сделал Россию великой державой. И только затем следуют повышение пенсий и другие реформы. Стать снова кем-то для большинства общества явно важнее, чем хорошо жить в материальном плане.
Сегодня Путин не собирается воссоздавать Советский Союз. Половина русских могут сожалеть о его крахе, но его возврата желает только меньшинство. Теперь преобладает идеология из смешанных составных частей, в которой имеют место и советские элементы.
Сила этой идеологии в ее гибкости и ее способности к маскировке. Ее сложно ухватить и она меняется, когда этого требуют обстоятельства. Она может выдержать даже крупнейшие противоречия. Проповедовать антифашизм, но поддерживать правых экстремистов заграницей. Взывать к патриотизму, но грабить собственную страну. Восхвалять величие России (и тем самым все ее народы), но разжигать национализм. Осуждать военные интервенции и одновременно превратить в руины в результате бомбардировок сирийский Алеппо. Здесь поддерживать советскую символику, там — символику из царского времени и все это с благословения русской православной церкви.
Для молодой городской элиты Путин олицетворяет патриотизм
Основой этой идеологической смеси является 9 мая 1945 года, день победы над гитлеровской Германией. «Эта дата является костяком, на котором может строиться национальная идентичность, патриотизм и историческое прошлое. Это единственное событие, которое действительно объединяет поколения», — говорит политолог Валерия Касамара. Поэтому и танки, которые с гордостью демонстрируются, и звенья боевых самолетов, которые 9 мая пролетают в сияющем московском небе. 9 мая это цемент, скрепляющий эпохи, идеологии и поколения.
25 лет это период, которым измеряются поколения. Выросло одно поколение, которое не помнит Советского Союза. Но какое влияние оказали на него воспоминания и переживания родителей, бабушек и дедушек? Касамара уже многие годы проводит опрос только что достигших совершеннолетия студентов из элитных университетов. Например, из Московского Государственного Университете или из Высшей школы экономики в центре Москвы, в котором преподает сама Касамара. Ее опросы, базирующиеся на продолжительных интервью, не показательны. Однако они рассказывают о том, как думает подрастающая городская элита.
Пять лет тому назад, говорит Касамара, эти студенты страдали ностальгией по Советскому Союзу. Они говорили о том, как много раньше помогали друг другу, какой замечательной была дружба народов, о том, что буханка хлеба стоила тогда всего 15 копеек, а не 60 рублей, как сегодня. Однако в этом году, правда, Касамара все еще занимается анализом, она не нашла ни следа ностальгии. Молодежь довольна своей жизнью, экономический кризис почти не затрагивает их семьи, а политикой большинство из них и так не интересуется. Они хотят жить в России, найти хорошую работу, создать семью, путешествовать. Крайне важен для них также интернет, массивные ограничения которого существенно затронули бы молодежь.
На ум приходят сразу же тинейджеры в Берлине, Варшаве или Барселоне — подростки, которые живут по правилам общества потребления и хотят реализовать себя. Можно было бы подумать, что эта русская молодежь и в целом имеет много общего с европейской, однако это впечатление обманчиво. Ностальгия по Советскому Союзу хотя и не присуща студентам, поскольку их родители принадлежат к поколению перестройки и мало рассказывают им мифов о советской истории. Но старая система координат затронула и их. В центре ее — стремление иметь сильного лидера, сильную руку, которая наводит порядок (но не вмешивается в личные дела и в самовыражение). Для этой элиты Путин является олицетворением патриотизма.
Несколько лет тому назад Касамара изучала со своими коллегами из Парижа, что ожидают студенты от политического руководителя — лидера, как он называется по-русски. Для французов самым главным качеством была компетентность и чтобы лидер достойно представлял свою страну в ЕС. Русские поставили на первое место жесткость. Затем следовали сила и наконец жестокость. Во время другого исследования ученые спросили молодых людей, с какими чувствами они относятся к истории своей страны. По словам Касамары, американцы в четыре раза чаще назвали события, которых они стыдились, чем те, которыми гордились. Они стыдились из-за войн, которые развязывала их страна, и из-за рабства. Русские студенты спрашивали, почему они вообще должны стыдиться:"Ведь в каждой стране что-то было«.
Но что? В России история второй мировой войны начинается не с сентября 1939 года, когда нацисты и 16 дней спустя войска Сталина напали на Польшу. Она начинается с 1941 года, когда Гитлер нарушил пакт со Сталиным и напал на Советский Союз — с Великой отечественной войны. «Но что было до этого, и после этого, об этом у студентов нет ни малейшего представления», — говорит Касамара. 1937 год, год большого террора, самая ужасная кампания преследований в Советском Союзе? Касамара смотрит на непонимающие лица. В каждой русской семье нагромождаются друг на друга истории о депортациях и расстрелах, но о них не рассказывают. Поэтому тоска по прошлому болезненна. Это тоска по времени, когда миллионы семей потеряли своих близких.
«Если о страданиях не вспоминают, они повторяются. Если потери не признаются, то они возвращаются в странных, не всегда новых формах», — пишет русский историк Александр Эткинд в своей книге «Кривое горе». Он считает, что этот не доведенный до конца процесс является одной из причин навязчивого возвращения к истории в сегодняшней российской культуре и политике. Ностальгия здесь лишь безобидная союзница амнезии.
Вернуть мертвым их достоинство, оплакивать их и назвать имена преступников — это могло бы стать новым началом. Воспоминания помогли бы расколдовать прошлое и сделать прививку настоящему. Но чем ближе к современности, тем хуже студенты о ней информированы, говорит Касамара. «За 25 лет нам не удалось воспитать граждан демократического государства, которые имели бы собственное мнение, допускали бы сомнения и были бы готовы спорить с другими точками зрения. Вместо этого мы вырастили потребителей.»
Социолог Эмиль Пайн считает, что имперские настроения могут быть преодолены лишь тогда, когда вместо старых вертикальных структур общества возникнут горизонтальные. Пайн называет это возникновением истинной нации. Другие стали бы говорить о необходимости сильного гражданского общества.
Для Льва Гудкова, который десятилетиями занимается чувствами русских в институте по изучению общественного мнения Левада, вообще нет никакой ностальгии по Советскому Союзу. Он говорит о «призыве к прошлому». Если человека охватывает неуверенность и им руководит страх, тогда он обращается к знакомому, к прошлому. Взгляд назад надо понимать как критику настоящего, как скрытый призыв: Что-то нужно изменить! Это вызов, перед которым сегодня стоит не только Россия, но и Запад.