/Поглед.инфо/ Едва ли някой е фотографирал Путин по-често от Даниел Бискуп. Този фотограф е почитател и ценител на Русия. Разговорът на неделното издание на Die Welt с Бискуп е за перестройката, за руския президент, и защо той обърна гръб на Запада.
„От времето, когато го фотографирах за първи път през 2000 г., две неща правят впечатление: на първата ни среща той говореше тихо, почти шепнешком. На немски, разбира се, който той владее перфектно. Скромен и винаги любезен. Днес обаче виждаме друг Путин – по-твърд, символизиращ Русия, една силна Русия. И в това негово поведение няма притворство: той вярва в мощта на страната си”, споделя Биступ.
„След обществената промяна при Горбачов и Елцин през 80-те и началото на 90-те години, много руснаци се надяваха, че Западът ще приеме страната им с отворени обятия. В действителност, Западът оцени събитията като последен епизод от борбата между двете системи - капиталистическата и комунистическата, като победа на Запада над Изтока. И руснаците усетиха това отношение върху себе си. То ги обижда. Защото искаха да бъдат третирани като партньори, равнопоставено. Западът недостатъчно оцени създалата се ситуация... Не съм сигурен колко сериозно правителството на САЩ поддържа твърденията си, че Русия трябва да върне Крим и че в Украйна трябва да настъпи мир. Съдържат ли заплаха подобни твърдения или просто следват общата тенденция...”
(рус.ез.)
Россия: «В том, каким стал Путин, виноват Запад»
Вряд ли кто-то фотографировал Путина чаще, чем Даниэль Бискуп (Daniel Biskup). Этот фотограф — поклонник и ценитель России. С Бискупом мы говорили о перестройке и о президенте, а также о том, почему последний отвернулся от Запада.
Это было невероятно давно. Вот первая мысль, что приходит на ум, когда видишь московские снимки Даниэля Бискупа, которые он сделал в 1988-2000 годах, «между перестройкой и Путиным» — как он сам говорит. Именно такое название носит его выставка в Аугсбурге (Дворец Шецлера, до 7 мая 2017 года). Бискупа она представляет в роли спутника «подъема» страны. То, что его снимки на сегодняшний день кажутся почти анахроничными, самого фотографа огорчает больше всего. Он — ценитель России и живущих здесь людей.
Welt am Sonntag: Вы действительно являетесь кем-то вроде любимого фотографа Путина или это заблуждение?
Даниэль Бискуп: Скажем так: мне частенько выпадала возможность его фотографировать. Впервые такой шанс я получил летом 2000 года, как только он стал президентом. А последний раз я снимал его в январе прошлого года. Я фотографировал его в рабочем кабинете. За письменным столом. А также на хоккее. В общей сложности я снимал его шесть или семь раз.
— Изменился ли он со временем?
— Две вещи не изменились: первая — он очень тихо говорит. Почти шепчет. И вторая — когда он с кем-то говорит по-немецки, ведь он владеет языком, то всегда старается быть вежливым. При первой встрече он казался практически застенчивым. Он вел себя довольно скромно.
— А сейчас?
— Если сейчас с ним встретитесь, то увидите другого Путина. Более жесткого. Путина, символизирующего Россию, а именно сильную Россию. И в этом нет наигранности: он сам в это верит.
— Открытый, дружелюбный, любознательный Путин превратился в эгоцентричного «ястреба» — что произошло?
— Я думаю, что это как-то связано с неразделенной любовью. После перемен в общественной сфере при Горбачеве и Ельцине в 80-е годы и в начале 90-х годов многие россияне надеялись на то, что Запад примет их страну с распростертыми объятиями. Фактически Запад расценил те события как своего рода финальный эпизод в борьбе между двумя системами — капитализмом и коммунизмом. Подъем, которые русские сами себе «прописали», был интерпретирован как победа Запада над Востоком. И русские ощутили это отношение на себе. Их это обидело. Поскольку они хотели, чтобы с ними обращались, как с партнерами, на равных.
— Последствия мы сейчас ощущаем. Путинский министр иностранных дел Сергей Лавров как раз на Мюнхенской конференции по вопросам безопасности призывал к созданию «постзападного мирового порядка».
— Да, это ответная реакция. Один русский писатель, с которым я недавно виделся, говорит, что Запад виноват в том, каким стал Путин. Ведь мы просто недостаточно прочувствовали ситуацию в его стране.
— Отказ от западного порядка — это явление, противоположное той эйфории конца 80-х годов, когда Вы впервые приехали в Россию, не так ли?
— Можно и так сказать. Тогда я в автобусе сфотографировал солдата с русским и американским флагами в руках. А на другом автобусе была надпись: «Success — Russian American Joint Venture» (рус. Успех — российско-американское совместное предприятие). Сегодня такое уже невозможно себе представить. — Опишите атмосферу, царившую тогда в России!
— Все крутилось вокруг Горбачева, Перестройки и гласности. Фильмы, которые на протяжении 20 лет были запрещены, вдруг начали показывать в кино. Появились стенгазеты: люди впервые почувствовали, каково это — свободно говорить о том, что думаешь. Прежде свобода самовыражения была невозможна, разве что с риском для жизни или с угрозой попадания в ГУЛАГ. Я видел страну на пороге перемен, когда все смотрели в светлое будущее. Прежде всего молодежь.
— Всем нравились перемены?
— В России верили во что-то общее и хотели совместными усилиями что-то изменить. У меня было такое впечатление. Даже когда в 80-х годах в Советском Союзе «расшатали» национальный вопрос, когда прибалтийские страны громко заявляли о своей самобытности, часть населения Украины — о своей, украинской, а грузины — о грузинской, во время путча против Горбачева все тем не менее вышли на улицы и встали на сторону реформаторов.
— За путчем против Горбачева в 1991 году последовал путч против Ельцина в 1993 году. Значит, были те, кто не хотел иметь ничего общего со сменой парадигм в России?
— Когда людям на протяжении десятилетий вбивают в голову, что они — лучше, что они представляют собой авангард социализма и подают пример всему миру, а затем в одночасье объявляют о завершении этого эксперимента, не каждый может справиться с таким потрясением. Не все участвовали или хотели участвовать в этом перевороте, поскольку исповедовали ценности, отличные от тех, что предлагал этот пронзительно-капиталистический мир, представший перед ними.
— Как это было и во что это превратило Россию?
— Распахнулось окно, и люди хватались за то, что могли получить: они хотели богатеть и тратить деньги, жить на широкую ногу, а те, кто оставался в стороне, с ужасом на это смотрели. Это было не то, что они себе представляли. В тот момент им скорее хотелось вернуть родную советскую дефицитную экономику. Ведь и она давала им определенную уверенность. «Ельцина одолевала болезнь. Нужен был преемник»
— Снимки, которые Вы сделали в Москве в 1988-2000 годах, иллюстрируют некоторые сосуществовавшие в стране противоречия: зияющая пустота в продуктовых магазинах. Яркая жизнь в клубах. Гордые участницы конкурса красоты — в то время, как в том же самом городе, но в другом районе, бушует путч. Во всем этом хаосе не казалось ли Вам, что и реформаторы могут потерпеть неудачу?
— На тот момент нет. У Ельцина были большие проблемы: экономика в упадке, высокий уровень безработицы, инфляция. Путч против него, в результате которого погибли 150 человек, стал чем-то вроде гражданской войны небольших масштабов. Но население страны всегда было на его стороне.
— На смену Ельцину пришел Путин…
— Ельцина одолевала болезнь. Нужен был преемник. Я предполагаю, что люди из его непосредственного окружения, такие как бывший глава КГБ Евгений Примаков, который знал Путина еще со времен службы в разведке, сказали: «Этот, наверное, подойдет. Он стабилен. Можно попробовать его поставить.
— Неплохая попытка! А теперь у власти президент, затыкающий рот оппозиции.
— В путинской России оппозиции живется нелегко. Это верно. Независимый телеканал «Дождь», например, с недавних пор можно посмотреть лишь в интернете.
— Чего ожидать от России во внешней политике?
— Боюсь, «постзападный» означает, что Россия стремится к расколу Запада. Кремль хочет играть в Европе определенную роль. Хочет, чтобы его принимали всерьез и отстаивает свои интересы. Существование Евросоюза и сплоченность входящих в него стран при этом скорее являются препятствием. Это также является причиной тому, почему противники Евросоюза, начиная Марин Ле Пен Marine le Pen и Гертом Вилдерсом (Geert Wilders) и заканчивая Фрауке Петри (Frauke Petry), пытаются наладить контакт с Путиным.
— Вы недавно были в Нью-Йорке и фотографировали новоиспеченного президента США за его письменным столом. Напомнил ли Вам Дональд Трамп Владимира Путина образца 2000 года?
— Трамп отнесся ко мне дружелюбно и очень внимательно. Он вовсе не был таким вспыльчивым, каким его видит общество. Короче говоря, общительный мужик. Но застенчивостью и скромностью, как Путин, он не отличается. Сдержанность — не его черта. Но в то же время он не ведет себя так, будто ты — мелкая сошка. И ведь это самый влиятельный в мире человек. «Трамп постоянно говорил, что он не политик»
— Поладят ли Трамп с Путиным или подерутся?
— Хм. Я не знаю, насколько серьезно стоит относиться к заявлениям американского правительства о том, что Россия должна вернуть Крым и что в Украине наконец должен наступить мир. Угроза ли это или сказано просто так. Сейчас ведь вообще тенденция такая.
— Что Вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что Трамп постоянно говорил, что он не политик и сейчас под этим утверждением можно спокойно расписаться. Трамп прямо говорит о том, что думает. Дипломатом он точно не является. Однако, факт в том, что язык политиков в целом грубеет — вспомнить хотя бы перепалки между президентом Турции Эрдоганом и немецким правительством или «словесные промахи» Виктора Орбана и Леха Качиньского. Это плохой знак.
Интерес Даниэля Бискупа к Востоку обусловлен семейными традициями: его мать из Гданьска, отец из Силезии. Он прославился в 1989 году благодаря своим снимкам, посвященным падению Берлинской стены. Бискуп родился в 1962 году. Помимо прочего, изучал политологию. Он является одним из крупнейших современных немецких фотографов.